Мужики, хватит дурить — водку пить!

Здравствуйте, доктор Хорошев! Я пенсионерка, мне 69 лет. Давно собиралась Вам написать, но решиться всё не могла. Пишу и очень волнуюсь. За Вашу радиопередачу «Планета ЗДОРОВЬЯ» я Вам очень благодарна.

У меня большое горе – пьют дочь и сын. Оба не работают. У дочери двое детей – растит их без мужа, одна. И я тоже растила своих без мужа. Муж мой тоже был пьяницей. И сына, и дочь я пыталась вылечить много раз. И в больницах лечились, и травами лечила, и бабушки заговаривали их вещи носимые. Ничего не помогло – продолжают пить горькую каждый Божий день.

Кто ж из моих внуков вырастет?

Владимир Степанович, читаю Ваш сайт и у меня возникло ощущение, что вы тот человек и врач, который может дать умный и дельный совет. Я нахожусь в такой ситуации когда кажется, что вот он – предел, дальше уже невозможно терпеть… А на деле оказывается, что пережить приходится ещё и ещё большие страдания.

Мне 62 года и я всю жизнь отработала учителем средней школы. У меня трое детей. Старшая дочь – моя гордость и опора. Два сына-близнеца – им сейчас по 32 года. Когда-то я совершила ошибку, что решилась родить их от уже пьющего мужа. Нельзя было этого делать. Мой муж запил вскоре после рождения нашей дочери. К слову говоря, пил и его отец, но я об этом узнала уже после того, как вышла замуж. Так вот, у мужа моего всё-таки была воля – он за полтора года до зачатия сыновей прекратил пить. Но вовсе не ради рождения детей, а по состоянию здоровья – стали подводить лёгкие и сердце. После рождения сыновей ему сделали операцию – удалили одно лёгкое и ему пришлось в таком состоянии жить – постоянно не хватало воздуха, задыхался при ходьбе и любая физическая нагрузка сразу же давала себя знать. Дети видели его мало – он по 6-8 месяцев в году проводил в больницах, но, тем не менее, прожил он после операции ещё 15 лет и даже работал по специальности – он был инженером по образованию. Когда сыновьям было по 17 лет – его не стало. Роль отца для сыновей была какой-то калечащей, коверкающей.

Практически все нагрузки по ведению хозяйства, по воспитанию детей были на мне, а ведь я ещё и педагогом работала в школе; приходилось брать очень большие нагрузки, т.к. учителей по моему профилю не хватало. Ребята учились в школе, поступили в институт, но учиться дальше не захотели и бросили институт. Ушли в армию. После армии сразу оба женились и у них вскоре родились дети. И беда их настигла – после армии они стали выпивать. И чем дальше – тем больше. Семьи в итоге распались у обоих. Лишились работы. Я мать – и все эти годы, как могла боролась за сыновей и их будущее. Оба несколько раз кодировались. И они это делали по доброй воле, сознавая, что это у них болезнь.

И всё равно они начинали пить.

Сейчас я в таком состоянии, что не знаю – что же мне делать дальше…
Когда запивают – не приходят домой по 8-10 дней. Изо всех сил стараюсь оставаться тактичной, остро чувствуя беду сыновей. Сейчас они снова не работают – кому ж нужны пьющие работники. Я в отчаянии. Общалась с главным врачом наркологической клиники. Но увы…

Владимир Степанович, я всё понимаю… Понимаю, что такую огромную беду переносят сотни тысяч матерей и жён по всей нашей огромной России. И что же нам всем делать? Извините за сумбур в письме. Пишу и плачу, плачу и пишу…

Владимир Степанович, много раз я начинала писать Вам письмо и всякий раз рвала. Наплачусь и рву письмо. И вот, наконец, решилась. Всех родных-знакомых-друзей разбросало по белу свету, как цвет одуванчика. Дети мои живут своими семьями. Так что одна я осталась по сути дела. И некому боль свою выплакать, а жить с ней очень тяжко – с болью-то невыплаканной-нерассказанной.

Муж мой пил и в итоге погиб жуткой смертью – его по пьянке заживо перемололо в станке. За год до этого он уехал к родственникам и пропал. До этого уже были эпизоды, когда он едва выбирался живым. Однажды нашли его изуродованного у стены больницы с перешибленными ногами и позвоночником, с травмой головного мозга. Как он сам потом рассказывал, захотелось ему выпить, а тут ему и подвернулась компания – угостили пивом, напоили и ограбили, избив на всякий случай до полусмерти. А до того случая он тоже, будучи в подпитии был избит и ограблен – долго лежал в больнице с кровоизлиянием в головной мозг и переломом ключицы.

И всегда всем инцидентам предшествовала пьянка. Почти 40 лет мы прожили с ним вместе и он пил всегда. Когда был молодым – только пригублял и говорил, что пьяницей он не станет. Но с каждым годом – пил всё больше и больше и чаще. Я работала, дети и их болезни оставляли мало времени на общение с мужем. Училась и получила два диплома о высшем образовании. Стала руководителем учреждения, но не долго им была. Муж пьяным приходил на работу ко мне и устраивал там дебоши, требуя, чтобы я шла домой. Пришлось уйти с этой работы. Дальше-больше.

Муж компенсировал всё трудности жизни так называемыми «снятиями стресса» (это он так именовал безудержные пьянки). Изменились и его поведение и мысли. На работе он был одним, дома совершенно другой – каждый вечер пьянки, ругань и оскорбления. Правда, поначалу утром он извинялся. Но каждый день всё это повторялось снова и снова. Пил он как-то яростно. В дом вваливался с шумом и треском, с порога называя меня «тварью», сшибая всё на своём пути и ударяясь обо всё, что было на пути. Поначалу делал так – падал и замирал, как будто умер. Я старалась нащупать пульс, прислоняла ко рту зеркало, чтобы понять – жив он или нет. Потом лишь поняла, что это были пьяные концерты-закидоны. Таким он и остался в моей памяти – пьяный, жестокий, с перекошенным от пьяных травм лицом. Жить не хотелось, когда я его таким видела. Но был младший сын и надо было растить его.

А пьянки и скандалы мужа обретали всё большую силу – он стал меня бить. И однажды я не выдержала и схватив его за грудки стала трясти с криком: «Убью, если ещё хоть пальцем меня тронешь».

Он ведь меня просто уничтожал. Я падала в какую-то пропасть и чувствовала, что так дальше жить невозможно. Но куда же мне было уйти? У моих уже взрослых детей до сей поры нет своего жилья – углы снимают. Хотя внукам уже по 14.

Я ненавидела его так, как только может ненавидеть женщина мужчину. И когда я поняла, что в случае очередной его пьянки и дебоша могу убить его – мне стало страшно.

Но он, как я уже писала – погиб жуткой смертью. Прости меня Бог, но я после его смерти почувствовала облегчение – как будто с меня сняли неимоверно тяжкий груз. Знаете, я не могу видеть его фотографий, и даже предметы его одежды вызывают у меня отвращение – если они мне попадаются под руку – сразу же выбрасываю.

Пытаюсь скинуть с себя всю прошлую страшную жизнь, но у меня ничего не выходит. Прошлое меня не хочет отпускать… Моя ненависть к нему никак не проходит. Казалось бы, ну нет его уже на белом свете, а ненависть к нему живёт. Хожу в церковь, читаю подолгу молитвы. Мне говорят, что надо его простить… А я не могу его простить. Не могу… Даже его страшная смерть меня не сжалила.

Телесная боль забылась, а душевная остаётся. Детям я всего этого, конечно, не рассказывала. То что видели – достаточно им. И не могу, не хочу представить, что моя могила будет рядом с его могилой. Даже мёртвый он мне омерзителен.

Вот такое письмо я Вам написала, доктор. Вы уж простите меня. Вот решилась и написала…